Мелькнула правая рука. Больно. Удар кулаком размерами в половину твоего роста — это очень больно.
«Так быстро? С ума сойти…» — Скорчившегося от боли Каазада отшвырнуло, точно сухой лист под порывом ветра, протащило по земле. Грязь липла к волосам и лицу, перемешиваясь с кровью из разбитой головы.
Это было неожиданно. Настолько, что Каазад даже не успел использовать Волчий Скок. Он недооценил противника и переоценил себя. И совершил ошибку. И теперь расплачивался за нее.
Но как же быстро враг регенерировал! После магического удара чародея и выстрела Иукены смертный восстановился не так быстро, хотя ранение, которое он сам себе нанес, было тяжелее.
Значит, существует какой-то неучтенный фактор.
Значит, был бы еще один мертвец, продолжай они нападать все вместе, пока бы догадка Каазада подтвердилась. А так нельзя. Воин всегда сражается сам, даже когда вокруг товарищи. Но и за действия свои ответственность он всегда будет нести сам. Особенно за действия, которые приведут к гибели товарищей.
Да, отец?
Да.
А поэтому…
Каазад выплюнул набравшуюся в рот грязь. Уперся в землю руками. Напрягся. И поднялся. Голова кружилась. Но это было еще ничего. Он вообще мог остаться без головы, если бы его сабля не приняла на себя часть удара. Сабли, к счастью, валялись рядом, он выпустил их из рук, когда прекратилось падение.
— Эй, ты, — хриплый голос из ночи. — Ты… Ты такой же, как и он? Нет… Ты не такой… Но у тебя такое же… Такое же оружие, чтоб тебя! Будьте вы прокляты! Ваша сила духа — ничто, потому что вы не надеетесь на ваш дух! И вы используете это оружие, потому что знаете, что ваш дух слаб!
Дождь.
Олекс… В нем что-то изменилось. Упыриная сущность позволяла Каазаду чувствовать тонкие движения вокруг тела противника (Понтей называл это изнанкой ауры), и сейчас эти движения были другими, чем в начале схватки.
Что это значит? Проклятье… Нужно попытаться разобраться в этих изменениях. Внимательно следить, рассчитывать, размышлять и проверять…
…Воин, которого звали Шалиш-вуур, выходил на предельный уровень, и его кривые клинки мелькали все ближе и ближе к телу человека, грозя вот-вот пробить его защиту. Каазад подался вперед, вцепившись в поручни. Балкон их семьи располагался прямо над амфитеатром, и зрелище было перед ним как на ладони. И не только зрелище. Запахи отчетливо раскрывали перед ним то, что не показывало зрение.
Например, что Шалиш-вуур нервничает. А его противник — нет.
Каазад не понимал почему. Да, двое воинов Нугаро уже были мертвы, пав от хитрых ударов человека, которого отец назвал Меченым. Однако человек уже устал и был не так быстр, как раньше. К тому же воины были из простых Безшерстых, один вообще Перерожденный, не владеющий Волчьим Скоком. Почему же Шалиш-вуур нервничает? Ведь он обучал фехтованию Каазада, а сына второго военачальника клана не будет обучать абы кто, верно?
И потому Каазад в слепой уверенности в Шалиш-вууре решил, что запахи его обманывают.
Впрочем, в восьмилетнем возрасте такие ошибки простительны.
И когда удары посыпались на человека, словно барабанная дробь во время торжественного марша, человек внезапно исчез прямо из-под решающего удара — и Каазад этого не заметил. А Шалиш-вуур замер, удивленно улыбнувшись. И рухнул на забрызганный кровью из раны на спине песок. Задергался, когда из его груди вырвалось пламя, вмиг охватившее все тело.
Меченый пнул останки и задрал голову, рассматривая молчаливых Живущих в Ночи, следящих за его боем с упырями с балконов над ареной.
— Ну, кто следующий?
Он был молод и дерзок. И он уже победил троих Живущих в Ночи клана Нугаро. Одержи он еще две победы — и он, посмевший с такими же молодыми дерзкими смертными проникнуть в Царствие Ночи, чтобы грабить его жителей и убивать его защитников, спокойно покинет Лангарэй, прощенный по одному из Законов Крови — Закону Круга, который гласит, что тот, кто победит пятерых воинов клана, пленившего смертного, будет свободен.
— Почему? — вырвался удивленный возглас Каазада. Сзади усмехнулся отец:
— Это закономерно, сын.
— Почему, отец? — Каазад подбежал к Таарду-ом Сайкар Нугаро. Он знал, что если проиграет четвертый воин клана, то пятым сражаться с Меченым идет отец. Каазад знал, что отец сильный, очень сильный, но…
Но ведь и в Шалиш-вууре он был уверен.
— Шалиш не следил за противником. Шалиш следил за противником Квира и Туула, но не за своим. Он недооценил Меченого и переоценил себя. И вот следствие — он мертв.
Раздался шум раскрываемых ворот амфитеатра — на арену выходил четвертый воин клана. Каазад узнал его раньше, чем увидел, — запах брата он бы не спутал ни с чем.
А потом Меченый упал, удивленный больше, чем убитые им упыри. А Фиуунад-ум, убивший человека его же собственным мечом, помахал рукой брату, восхищенно следившему за ним. Фиуунад блестяще провел Волчий Скок, после чего отобрал оружие и вонзил прямо в сердце человека.
— Эта победа закономерна, — сказал отец. А мать улыбнулась.
Рукопашному бою обучала именно она… Так было, да…
Перед Каазад-умом сейчас раскорячился не просто чудовищно сильный и странным образом напоминающий трансформировавшегося упыря, но не являющийся упырем смертный. Нет, перед Каазад-умом стоял противник, который был способен убить его. И уже несколько раз он был близок к цели.
Пора браться за дело всерьез.
Олекс ринулся на Каазада с места, передвигаясь точно горилла. Огромная масса неслась на Живущего в Ночи, и столкновение ничем бы хорошим не кончилось. Упырь скакнул в сторону, успев рубануть «гориллу» сбоку, сквозь призрачный доспех. На этот раз сабли прошли защиту, нанеся ранения. Ах, проклятье! Он не успел проконтролировать…